НАЗВАНИЕ: СПБ (Секс Паланика и Бегбедера)
АВТОР: Пексикид & Mr.Mad
ПЕЙРИНГ: Frédéric Beigbeder/Chuck Palahniuk
РЕЙТИНГ: NC-17
ЖАНР: PWP
РАЗМЕР: мини
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: POV Beigbeder; POV Palahniuk; TWT; Non-con(?); нецензурная лексика, много нецензурной лексики
ОТ АВТОРА(Пексикид): Все повы Паланика – мои. И да простит меня Чак. Наслаждайтесь, мои милые.
ОТ АВТОРА (Мэд): А все повы Бегбедера , соответственно, мои. Фредерик, ты очень нежный, я старалась тебе соответствовать :]
ДИСКЛЕЙМЕР: Написание фика преследует сугубо некоммерческие цели, все события вымышлены, персонажи принадлежат сами себе.
ПРАВА РАЗМЕЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИЙ: Где угодно, только с разрешения авторов
СТАТУС: закончен
читать дальшеPov Beigbeder
Родной дом.
Вечер с кашкой кофе с молоком. Говорят, что молочные шоколадки - это для романтичных особей и детей.
А, ну и пусть их. Говорят и черт с ними. Беру пару долек и макаю в кофе. Знаете, это очень-очень вкусно.
Наврняка, сами так не раз делали. Делали, да? Делали? Ели шоколадки с кофе? Елиелиели? (намек на "Рассказики под экстази - в начальном рассказе автор употребляет только вопросительные предложения)
Ели, знаю.
И вам тоже нравились. И нравятся. Независимо от того - лесбиянка ли вы, сирота, танцор, писатель или звезда.
Так вот, сижу я вечером в своем доме. В типичном американском доме, где из окна видна лужайка, ящик для почты находится не в компьютере, а у дорожки, где всё чисто-чисто.
Счастливый вечер, должен сказать - жена с детьми уехали к теще, погостить, на улице середина весны - вечерами не жарко, моя последняя книга имела большой успех, а
веранда сегодня наконец-то расчисщена мною от детских лопаточек, ведерочек и прочих увеселительных предметов.
Так что, без угрызений совести, я могу почти почитать на веранде. Расчисщеной мною.
На столе жены лежит "Удушье" Чака Паланика.
Оу.
Вечный мой конкурент.
Говоря по правде, я его уважаю. Правда, уважаю. Не с напыщенностью говорю, что он достойный соперник и бла-бла-бла, а, говоря проще, мне он чертовски нравится, куак писатель.
Вся его гряз, льющаяся из-под его пера, это тошнотворшное... А, впрочем, ладно.
Круто и всё тут.
Только вот я хрен кому-то в этом признаюсь! Ахахаха!
Вот не такой ангел я, как вы думали.
Беру книгу и выключаю настольную лампу в комнате жены.
Шторы на окнах задернуты, видны соседские дома. У меня одноэтажный дом, такие же и у соседей.
На улице свежо, слышны голоса мальчишек.
Я вытащил на улицу кресло-качалку с клетчатым пледом и, вздохнув, плюхнулся в нее.
Неимоверное чувство счастья сразу же посетило меня.
Pov Palahniuk
Светофоры слева, собачьи какашки справа. Луна на небе, чтоб она сдохла.
Вот бы с нее что-нибудь скинули и попали мне на затылок. Мне, поганому неудачнику и отсоску.
Отсосок, отсосок, отсосок.
Ничтожество.
Всего пару часов назад я рвал страницу за страницей.
Я заплатил только за половину дороги такси, чтобы никто не видел мое позорное паломничество. Я шел по району почти наугад. Сраный топографический кретинизм, будь он проклят. Будь я проклят.
Знаешь, как я нашел твой адрес? В телефонном справочнике, подумать только!
Чертовы газоны с тупорылыми садовыми гномами. Я ползал по ним и лизал пиво, которые высавляли для улиток. Ты знал? Ты знал об этом?!
Я до боли стискиваю кулаки. До боли в суставах и ладонях – ногти впиваются в кожу. До крови бы.
Знаете, что меня пугает? Накладные ногти. Я всегда представляю, как они застревают в каком-нибудь тухлом дверном косяке, как брызжет кровь.
Tectum.
Глаза болят так, что кажется, что этой самой крови там уже куда больше нормы. На сколько процентов глаза состоят из воды? А из соли? Чертова анатомия. Я знаю ее не дальше собственного пениса. Я вообще уже ничего не знаю.
Шаги по дороге – пять, десять. Левой ногой нечетные, правой четные. Считаю, словно это может хоть как-то помочь мне. Очертания плитки расползаются, это, наверное, от сгущающихся сумерек. Хоть бы какая-нибудь ночная гадина набросилась на меня и выклевала глаза. Тогда из них, может, потекло бы что-то более благородное.
Слезы это так по-гейски. Слезы – это для мальчиков-проституток.
Я мальчик-проститутка.
Отсосок.
Pov Beigbeder
Легкий весенний ветер был с запахом свежести. Как будто кто-то вытрахал, выстирал и выбросил на улицу этот ветерок.
И теперь он на улице, вытраханный, выстиранный порошком с запахом свежести и одинокий.
Ладно, не будем разводить сопли.
Я вдохнул полной грудью и ощутил, как в легкие как будто попала жвачка со вкусом морозной свежести и обдала их этой самой свежестью.
И ноздри изнутри тоже обдала нехило.
Такое ощущение. Приятное.
На улице было пусто, только иногда проходили мимо парочки с розочками, детишки с игрушками и прочая хренотень.
Вдруг, я увидел человека, который быстро, странно бежал, подскакивая, видно, он сильно нервничал. Когда он приблизился и я смог рассмотреть его лицо, я понял, что у него какая-то боль.
Что он чуть не плачет.
Мне его стало жалко.
Pov Palahniuk
Ты сидел там, в этой качающейся штуке, как умурденный опытом старец. А я, как тупой отсосок, по-прежнему полз по чистенькой дорожке. Великан и мальчик-с-пальчик. Принц и нищий. Король и шут.
Ты смотрел мне в лицо. На мою зареванную помятую физиономию. Ты мог бы не пялиться с таким странным выражением – я, черт возьми, и так чувствую, как по моим щекам текут эти вялые «скупые мужские слезы». Щетина эта мерзкая. Какие там скупые, мать их. Я ревел, как сто тысяч африканских рабынь, которых тащили в Америку на грузовых судах. И их детей тоже. Половина умирала. Копошились там, в отсеках. Привет, самая свободная в мире страна! И статуя свободы тогда еще не белила свой потолок.
-Эй, парень, - окликнул ты меня.
Ну вот. Началось. Морально выдранный во все отверстия отсосок по имени Чакки подтащил себя к невысокому забору. И как он разглядел мою физиономию в этих траханых сумерках? Чтоб они сдохли. Черный молочный коктейль. Коктейль с трупными ядами. Один глоток свежего сырого воздуха – и я пропал.
-Здравствуйте.
Как я ненавижу это выражение. С вопросительным знаком, а ответа ждать не приходится. Чертова страна. И почему я не родился французским подданым? Тогда это я, может быть, сидел бы сейчас в креслице с пледом. Отрастил бы бороду, стал бы волосатый, как Исав, и пялился бы на всяких отсосков. А не стоял бы, зареваный, как изнасилованная школьница.
Pov Beigbeder
Еебаный насрать!
Это чего, Чак? Паланик?!
Не верю.
Нет, нет, нет.
Таких совпадений не бывает.
Он подошел к калитке и толкнул ее ногой.
-Ей, полегче там! - кринул я, пристав с кресла.
Он виновато посмотрел на меня, его ярость, секундная ярость, сразу же прошла.
Он подошел ко мне.
Зареванный, как крокодил. В смысле - мокрый такой же. Или бегемот. Знаете, такой с красноватой толстенной кожей, сплошной пленкой покрытой водой.
Его лицо, если бы не щетина, напомнило мне тело бегемота. Да.
Если бы он не был таким красивым.
-Ты чего плачешь? - я не люблю слезы. Неважно - кто плачет. Женщина, мужчина, ребенок. Пол никогда и нигде не имеет для меня значения. Мне просто жаль. А так как я неплохо умею успокаивать, то я поскорее попытался успокоить Чака и узнать причину его слез.
Он вытерся рукавом поношеной куртки и сбивчато вздохнул, пытаясь успокоиться.
-Чертов Бегбедер! Ты мне всю жизнь, сука, испортил! Моя книга нихрена не покупается, я всего лишь вечно ноющий и мерзкий придурок, который пишет тошнотворную бредятину!
Я обалдел. Правда, обалдел.
Пару секунд не мог ничего сказать, а потом стал орать на него еще сильнее, чем он на меня:
-Какого хрена ты тут городишь, Паланик?! Я сижу в этом треклятом кресле, читаю твою хренову книжку и думаю - мать моя горгулья, почему, какого черта мне не дано такой способности изъясняться матом и вызывать такую бурю эмоций этим?
Почему?!
Он посмотрел на меня сначала, опешив. А потом как-то с недоверием, с обидой. И заплакал. Разрыдался. Говорил, что я насмехаюсь над ним.
Пришлось его, всё еще рыдающего, проводить в дом.
***
Pov Palahniuk
-Ты...Т-тыы...-всхлипывал я, не имея даже отдаленного представления о том, как я хочу его называть и что ему сообщить.
Просто вытирал сопли и слезы рукавом куртки и ругал себя на чем свет стоит.
-Мистер Бегбедер, сэр...-я решил я сменить манеру разговора – перед этим сделал пару вдохов, чтобы немного успокоиться. Когда берут кровь из вены, велят дышать носом, интересно, почему это? – вы...
-Паланик, мать твою, какого черта, - хмуро выругался он, - какой я тебе сэр?!
-Но...
-Помолчи. Вон, иди садись, и хватит уже ныть!
Я послушно, с какой-то мазахистской радостью посеменил к дивану выполнять его приказ. Рухнул на него и сполз, так что голова оказалась почти на одном уровне с задницей. Только представьте себе, как обдирали кожу с несчастных маленьких телят, чтобы я мог погреть тут свою тушку. Или взять, к примеру, меха. У его жены, чтоб она сдохла, наверняка есть шуба. Слышали о том, что меха возбуждают мазохистов?
Глаза нещадно болели от такой непривычной для них работы, я по-прежнему противно, помимо своей воли всхлипывал, наблюдая, как он достает какую-то бутылку и стаканы.
«Пятнадцать человек на сундук мертвеца
Йохо-хо, и бутылка рому...»
Я смотрел на него. Я валялся перед ним кверху пузом, как чертова дохлая гусеница. Жевал собственные сопли и давился рыданиями, когда он садился рядом.
-Мистер Бегбе...
-Заткнись уже! – рявкнул он, так что я подскочил, рискуя свернуть себе шею.
Я знал парня, который прыгнул с вышки в неглубокую реку и зарылся макушкой в песок, так что каждый его позвонок вошел в предидущий, разрывая ткани и нервы. К несчастью, он выжил.
-Прости.
-Какая же ты сопливая тряпка, - фыркнул он, разливая по двум стаканам Chivas Regal и протягивая один мне, - а по твоим книгам не скажешь. Черт тебя подери, да ты гений!
«Пей, и дьявол доведет тебя до конца
Йохо-хо, и бутылка рому...»
-Я тупой хуесос, - хрипло повторил я уже вслух, сделав два или три глотка, - ты, сукин ты сын...Талант...Чтоб тебя....Блять!
Я разозлился на себя, понимая, что несу чушь, понимая, что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО жалкая хуйня, и снова из глаз покатились эти мерзкие горячие сукины дети. Я попытался стереть их, но их было больше. Я смирился с поражением. С еще одним. Я заплакал опять, а потом заплакал еще сильнее от сознания того, что заплакал.
Фредрик смотрел на меня со смесью, как мне казалось, жалости и отвращения. Как на убогого безногого калеку или карлика.
-Я такой....тупой говнюк...Со своей блевотной хуйней, этими всеми кишками, пидарами с органами наружу..! Я сдаюсь...Я полный неудачник.
-Не сравнивай себя и меня.
-Прос...
-Блять! Да помолчи ты!
Я всхлипнул, как малолетний педик, и прикусил язык.
-Не сравнивай. Не сравнивай хуй и палец.
-Не доказано, кто из них лучше, - тихо сказал я, пялясь на свой стакан, откуда мне подмигивала красивого цвета жидкость.
-Ты – хуй. Я – палец.
-Ебать, что за хуйня, - простонал я, чувствуя противную дрожь во всем теле, - я пришел просто сказать, что я говно, а ты...А ты, мать твою, счастливый подонок! Счастливый талантливый сукин сын, чтоб тебя..!
На столе – фотография тетки. Волосы желтые. Это называется – немного обесцветить. Про эту крашеную суку с растяжками на сиськах – уж конечно у нее есть растяжки, на сраной фотке рядом с ней мальчики-близнецы – до того рыжие, что в носу свербит – про эту поблядушу он писал?
-Жена? – кивнул я.
-Да.
Я засмеялся и одним глотком осушил стакан. Так пьют, когда провожают в последний путь.
-Счастливый сучонок...
Pov Beigbeder
Почему он рыдает? Почему?
Я ему тут чуть ли не в любви изъясняюсь, говорю, что его самый главный конкурент, я, Фредерик Бегбедер, я обожаю его книжки.
Этого обдолбанного Виктора, его мать-шизофреничку, этого придурка, который возил в коляске озабоченного мужика, оставившего после себя квартиру, этих мальчишек, которые дрочили где ни попадя и с чем ни попадя...
Обожаю.
Восхищаюсь.
Любвлю, черт возьми.
А он ноет как тупая малолетка.
Черт, Паланик, да ты и есть тупая малолетка.
Ты не тот брутальный мужик, который знает про всех, кто дрочил, и кто не дрочил, как можно кончить на пару минут, и в какой позе лучше всего делать минет, когда ваш самолет попал в турбулентность...
Ты - тупая озабоченная малолетка. Да, да.
Ну что ж, озабоченным - свои забавы.
Я обнял, с какой-то осторожностью, как новорожденного, когда только принимаешь его из рук твоей жены с благодарной улыбкой, боясь сделать больно, обнял его.
Он сидел, уткнувшись носом в свои грубые мозолистые руки.
Ноль реакции.
Хорошо.
Тогда я осторожно погладил его по коленке.
Pov Palahniuk
Что за хрень?!
Я замираю. Он тоже замирает, потому что чувствует, что замер я.
Поднимаю голову. Глаза. Его сероватые глаза. Красивые.
Ебаный в рот насрал.
Кажется, я становлюсь сентиментальным.
-Ты че? – вяло бормочу.
Широкая длиннопалая ладонь этого литературного гения уже непозволительно выше моего колена. А вот это уже странно. И почему я тогда, черт побери, молчу и не рыпаюсь? Тупой отсосок. Я бы позволил ему сделать с собой что угодно. Я отброс. Как там это? Trash. Мусор. Ошибка природы. Эрато смеялась так, что у нее чуть пупок не развязался, когда я, новорожденный, орал так, словно с меня кожу сдирали. Обычно дети так и делают.
Он внезапно наклоняется ко мне, второй рукой облокачивается о мягкую спинку дивана справа от моей грешной и пустой головы. Нет, она, конечно, не пустая – там эта серая скользкая дрянь, именуемая мозгом. Мозг, мне кажется, похож на дерьмо чем-то. Не думаю, что у бога, или кто там создал мою похотливую тушку, было достаточно времени, чтобы заниматься всякой хуетой вроде дизайна органов.
Я смотрел в его глаза. Я не моргал. Кажется, не дышал. Одно дело – когда не дышишь по собственной инициативе, другое совсем – когда тебя заворачивают в целофан и ты не можешь вдохнуть даже унцию воздуха. Так дохнешь быстрее. Слышали об этом парене, что мог пару часов просидеть, завернутый в полителеновый пакет?
Фредрик, наоборот, дышал часто и поверхностно, как дышут кошки или астматики. Уж он-то всяко не астматик. Значит, кот.
От него пахло кофе. Обожаю кофе.
Однако это все очень странно – между нашими лицами меньше пяти сантиметров, у меня неплохой глазомер, и если мне вздумается чихнуть, я рискую крепко приложиться носом о его нос. Полная хрень.
-Не плачешь уже?..Это хорошо....-шепчет он, и его теплое кофейно-шоколадное дыхание обжигает губы сладким. Я непроизвольно вжимаюсь в чертов диван, забыв уже даже о том, что меня окутывает плоть мертвецов. Интересно, как они так делают, чтобы от кожи не воняло тухлятиной? Чертовы хитрожопые пидарасы.
-Не плачу...-только и бормочу, очевидно, для того, чтобы создать видимость беседы.
Какая там, к хуям, беседа.
Я дрожу, только уже не от рыданий, а от чего-то непонятного. Что это? Страх? Во всем теле тянущая слабость. Да что, во имя ада, он творит?!
А творит он следующее.
Нащупывает мой член через ткань штанов, и я издаю удивленный всхлип той тональности, которой и сам от себя не ожидал.
-Какого...че за херню ты...
-Заткнись. Ты сам сказал, что ты неудачник и отсосок.
Ухмыляется. Ебать твою кошку. Не нравится мне его ухмылка.
-Сказал...-шепчу, чувствуя на губах его горячее дыхание, сладкое, как у девчонки.
-Хотел быть хуйней и уебком? Ну так ты им будешь!
Я не успеваю ничего сообразить своими куриными мозгами. Он впивается в мои губы, и я негромко вскрикиваю ему в рот – больше от неожиданности, чем от чего-то еще – и он внезапно зажимает мои запястья руками. Вот как, я, оказывается, непроизвольно начал сопротивляться. Он сильнее меня. Мне больно. Я мотаю головой, как кошка, которая не желает принимать лекарство от глистов, которое пихают ей в глотку.
Мне больно. Кажется, он сейчас переломает мне все кости, что есть в этих сраных руках. Правильно, Фред. Так я точно больше не напишу ни единой строчки.
Требовательно и грубо раздвигает мои губы язком, скользит внутрь. Мне не хватает дыхания после долгого рева. Шмыгаю носом, жадно втягиваю в себя воздух. Вдох-выдох. Замечаю, что в такт собственному дыханию начинаю инстинктивно двигать бедрами. Какого черта?..
Отвечаю на поцелуй.
Он сгребает меня в охапку и стаскивает с дивана на пол. Хвала небесам, на полу есть ковер, и он не кожаный. Нет, вы только себе представьте – кожаный ковер!
Это открытие, которые помогает мне сделать моя уже разгоряченная кожа, меня радует и, пожалуй, успокаивает. Расслабляюсь. Совершенно зря.
-Не надо...- вырывается из моей прокуренной груди слабый, полный скулежа стон.
-Придется смириться, - тихо и томно шепчет мне прямо в рот, слега посасывая и отрывисто выдыхая, - раз уж ты такой неудачник.
Я судорожно сглатываю.
Он стаскивает с меня рубашку.
Он прикусывает кончик моего языка, а потом вдруг отстраняется и – я даже не успеваю сообразить ничего – одним резким толчком перекатывает меня на живот.
-Чего ты собрался...со мной...делать? – сипло выдыхаю я, тычаясь носом в ковер и чувсвтвуя, как в задницу мне упирается его эрекция. Твою мать!!
Какого черта я не испытываю никакого отвращения?! Какого лысого хрена?!...
Я был ужасно перепуган собственным возбуждением.
Щелчок застежки от ремня.
Черт возьми.
-Н-нет...Не надо..!
Я попытался выползти из-под него, но он слишком сильно прижимал меня к полу, так что моим жалким попыткам не суждено было увенчаться успехом.
Молния джинсов.
-Надо было думать, прежде чем приползать ко мне и ныть...
Делаю еще один отчаянный рывок, как ни странно, безрезультатный. Чувствую себя крысой, с которой играет кошка.
-Пожалуйста...
В моем голосе странное выражение. Что это? Похоть? О Боже..!
Я начинаю слабо и как-то совсем уж жалостливо скулить, когда он срывает с меня джинсы. Снова пытаюсь вырваться, но уже не проявляю такого энтузиазма.
Начинаю хныкать. Он вдруг разворачивает меня к себе – словно в тумане вижу его покрытое испариной, искаженное почти болезненной гримассой лицо, а потом он горячо, как-то совсем уж судорожно целует меня. Я сосал его язык, изо всех сил пытаясь оттянуть это...Это...Чувствую, как он массирует вход.
Отрывается от меня.
Шепчет:
-Может, прекратим?
Мотаю головой – да, умоляю! Плачу, чувствуя пыльный запах ковра.
Он снова усмехается – не вижу, но чувствую. Чертов сукин сын...
Входит в меня и я, уже не сдерживаясь, сипло ору в голос. Хотя, наверное, мне не так уж и больно. Застывает на месте, я издаю слабый стон.
Толчок.
Выгибаюсь под ним. Проводит по моей заднице ладонями, сжимает, до синяков.
Кричу.
Толчок.
Я где-то слышал, что во время анального секса не обязательно засаживать по самые яйца, а этот подонок сейчас занимался именно этим.
Толчок.
Задевает что-то внутри меня, входя.
Начинаю испытывать какое-то безумное, непонятное ощущение, покалывающее.
Толчок.
Еще один.
Я уже смирился со своим беспомощным положением, я отдаюсь в его руки, а он продолжает резко и уже куда более быстро вколачиватсья в меня, а мне уже посрать, я стараюсь двигатсья быстрее, но в унисон с ним, чтобы не замечать, не замечать, что желание начать ласкать себя самому становиться невыносимым...Я откуда-то знаю, что этого делать не стоит, что это лишь испортит все...
Я уже сам насаживался на него, а Фредрик внезапно обхватил мой член и начал быстро двигать ладонью.
Толчок, еще один, еще, еще один, я уже потерялся.
Что-то теплое внутри меня.
По тому, как я через несколько минут задрожал всем телом, он понял, что я тоже кончаю.
Pov Beigbeder
Я лежал на ковре, а он, вопреки моим надеждам на то, что он полежит в моих объятиях, начал судорожно собираться.
Собираться, громко сказано, конечно, так как из рук у него все валилось, штаны не натягивались на худые бедра, где я оставил синяки, а рубашка нарочно запутывалась и оказывалась то хадом наперед, то наизнанку.
Я лежал и смотрел на это презабавное действо, положив руки под голову так, что сечас головой, получается, я лежал на внутренней стороне своих локтей.
Должно быть, я смотрелся победносно, хаха.
Полузакрыте глаза, улыбка одним уголком рта.
Кот.
Кот, наевшийся сметаны.
Чистый секс, когда ты знаешь, что твоя партнерша не забеременеет, что не надо ее нежно целовать и называть "детка".
Грубый мужской секс.
Должно быть, красиво смотрелось со стороны.
-Фред, и все-таки, это не изменит продажу книжки, я так и остался тупым говном, теперь, в придачу, еще и трахнутым, - грустно сказал Чак, прекращая попытки одеться.
Меня аж затрясло.
-Паланик, тебя еще раз трахнуть?!
-Всё, всё, всё, молчу, - начал он успокаивать меня, видя, что я разозлился.
Вдруг я услышал, что к нашему дому кто-то подъехал на машине, а через пару секунд услышал два детских голоса.
-Паланик, - заворожено смотрел я на дверь, - Паланик, продажу книги я тебе увеличить не обещаю, но нашу рептацию еще можно спасти, - и мы, схватив вещи в охапку, побежали в мою комнату.
Одеваться.
АВТОР: Пексикид & Mr.Mad
ПЕЙРИНГ: Frédéric Beigbeder/Chuck Palahniuk
РЕЙТИНГ: NC-17
ЖАНР: PWP
РАЗМЕР: мини
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ: POV Beigbeder; POV Palahniuk; TWT; Non-con(?); нецензурная лексика, много нецензурной лексики
ОТ АВТОРА(Пексикид): Все повы Паланика – мои. И да простит меня Чак. Наслаждайтесь, мои милые.
ОТ АВТОРА (Мэд): А все повы Бегбедера , соответственно, мои. Фредерик, ты очень нежный, я старалась тебе соответствовать :]
ДИСКЛЕЙМЕР: Написание фика преследует сугубо некоммерческие цели, все события вымышлены, персонажи принадлежат сами себе.
ПРАВА РАЗМЕЩЕНИЯ И ПУБЛИКАЦИЙ: Где угодно, только с разрешения авторов
СТАТУС: закончен
читать дальшеPov Beigbeder
Родной дом.
Вечер с кашкой кофе с молоком. Говорят, что молочные шоколадки - это для романтичных особей и детей.
А, ну и пусть их. Говорят и черт с ними. Беру пару долек и макаю в кофе. Знаете, это очень-очень вкусно.
Наврняка, сами так не раз делали. Делали, да? Делали? Ели шоколадки с кофе? Елиелиели? (намек на "Рассказики под экстази - в начальном рассказе автор употребляет только вопросительные предложения)
Ели, знаю.
И вам тоже нравились. И нравятся. Независимо от того - лесбиянка ли вы, сирота, танцор, писатель или звезда.
Так вот, сижу я вечером в своем доме. В типичном американском доме, где из окна видна лужайка, ящик для почты находится не в компьютере, а у дорожки, где всё чисто-чисто.
Счастливый вечер, должен сказать - жена с детьми уехали к теще, погостить, на улице середина весны - вечерами не жарко, моя последняя книга имела большой успех, а
веранда сегодня наконец-то расчисщена мною от детских лопаточек, ведерочек и прочих увеселительных предметов.
Так что, без угрызений совести, я могу почти почитать на веранде. Расчисщеной мною.
На столе жены лежит "Удушье" Чака Паланика.
Оу.
Вечный мой конкурент.
Говоря по правде, я его уважаю. Правда, уважаю. Не с напыщенностью говорю, что он достойный соперник и бла-бла-бла, а, говоря проще, мне он чертовски нравится, куак писатель.
Вся его гряз, льющаяся из-под его пера, это тошнотворшное... А, впрочем, ладно.
Круто и всё тут.
Только вот я хрен кому-то в этом признаюсь! Ахахаха!
Вот не такой ангел я, как вы думали.
Беру книгу и выключаю настольную лампу в комнате жены.
Шторы на окнах задернуты, видны соседские дома. У меня одноэтажный дом, такие же и у соседей.
На улице свежо, слышны голоса мальчишек.
Я вытащил на улицу кресло-качалку с клетчатым пледом и, вздохнув, плюхнулся в нее.
Неимоверное чувство счастья сразу же посетило меня.
Pov Palahniuk
Светофоры слева, собачьи какашки справа. Луна на небе, чтоб она сдохла.
Вот бы с нее что-нибудь скинули и попали мне на затылок. Мне, поганому неудачнику и отсоску.
Отсосок, отсосок, отсосок.
Ничтожество.
Всего пару часов назад я рвал страницу за страницей.
Я заплатил только за половину дороги такси, чтобы никто не видел мое позорное паломничество. Я шел по району почти наугад. Сраный топографический кретинизм, будь он проклят. Будь я проклят.
Знаешь, как я нашел твой адрес? В телефонном справочнике, подумать только!
Чертовы газоны с тупорылыми садовыми гномами. Я ползал по ним и лизал пиво, которые высавляли для улиток. Ты знал? Ты знал об этом?!
Я до боли стискиваю кулаки. До боли в суставах и ладонях – ногти впиваются в кожу. До крови бы.
Знаете, что меня пугает? Накладные ногти. Я всегда представляю, как они застревают в каком-нибудь тухлом дверном косяке, как брызжет кровь.
Tectum.
Глаза болят так, что кажется, что этой самой крови там уже куда больше нормы. На сколько процентов глаза состоят из воды? А из соли? Чертова анатомия. Я знаю ее не дальше собственного пениса. Я вообще уже ничего не знаю.
Шаги по дороге – пять, десять. Левой ногой нечетные, правой четные. Считаю, словно это может хоть как-то помочь мне. Очертания плитки расползаются, это, наверное, от сгущающихся сумерек. Хоть бы какая-нибудь ночная гадина набросилась на меня и выклевала глаза. Тогда из них, может, потекло бы что-то более благородное.
Слезы это так по-гейски. Слезы – это для мальчиков-проституток.
Я мальчик-проститутка.
Отсосок.
Pov Beigbeder
Легкий весенний ветер был с запахом свежести. Как будто кто-то вытрахал, выстирал и выбросил на улицу этот ветерок.
И теперь он на улице, вытраханный, выстиранный порошком с запахом свежести и одинокий.
Ладно, не будем разводить сопли.
Я вдохнул полной грудью и ощутил, как в легкие как будто попала жвачка со вкусом морозной свежести и обдала их этой самой свежестью.
И ноздри изнутри тоже обдала нехило.
Такое ощущение. Приятное.
На улице было пусто, только иногда проходили мимо парочки с розочками, детишки с игрушками и прочая хренотень.
Вдруг, я увидел человека, который быстро, странно бежал, подскакивая, видно, он сильно нервничал. Когда он приблизился и я смог рассмотреть его лицо, я понял, что у него какая-то боль.
Что он чуть не плачет.
Мне его стало жалко.
Pov Palahniuk
Ты сидел там, в этой качающейся штуке, как умурденный опытом старец. А я, как тупой отсосок, по-прежнему полз по чистенькой дорожке. Великан и мальчик-с-пальчик. Принц и нищий. Король и шут.
Ты смотрел мне в лицо. На мою зареванную помятую физиономию. Ты мог бы не пялиться с таким странным выражением – я, черт возьми, и так чувствую, как по моим щекам текут эти вялые «скупые мужские слезы». Щетина эта мерзкая. Какие там скупые, мать их. Я ревел, как сто тысяч африканских рабынь, которых тащили в Америку на грузовых судах. И их детей тоже. Половина умирала. Копошились там, в отсеках. Привет, самая свободная в мире страна! И статуя свободы тогда еще не белила свой потолок.
-Эй, парень, - окликнул ты меня.
Ну вот. Началось. Морально выдранный во все отверстия отсосок по имени Чакки подтащил себя к невысокому забору. И как он разглядел мою физиономию в этих траханых сумерках? Чтоб они сдохли. Черный молочный коктейль. Коктейль с трупными ядами. Один глоток свежего сырого воздуха – и я пропал.
-Здравствуйте.
Как я ненавижу это выражение. С вопросительным знаком, а ответа ждать не приходится. Чертова страна. И почему я не родился французским подданым? Тогда это я, может быть, сидел бы сейчас в креслице с пледом. Отрастил бы бороду, стал бы волосатый, как Исав, и пялился бы на всяких отсосков. А не стоял бы, зареваный, как изнасилованная школьница.
Pov Beigbeder
Еебаный насрать!
Это чего, Чак? Паланик?!
Не верю.
Нет, нет, нет.
Таких совпадений не бывает.
Он подошел к калитке и толкнул ее ногой.
-Ей, полегче там! - кринул я, пристав с кресла.
Он виновато посмотрел на меня, его ярость, секундная ярость, сразу же прошла.
Он подошел ко мне.
Зареванный, как крокодил. В смысле - мокрый такой же. Или бегемот. Знаете, такой с красноватой толстенной кожей, сплошной пленкой покрытой водой.
Его лицо, если бы не щетина, напомнило мне тело бегемота. Да.
Если бы он не был таким красивым.
-Ты чего плачешь? - я не люблю слезы. Неважно - кто плачет. Женщина, мужчина, ребенок. Пол никогда и нигде не имеет для меня значения. Мне просто жаль. А так как я неплохо умею успокаивать, то я поскорее попытался успокоить Чака и узнать причину его слез.
Он вытерся рукавом поношеной куртки и сбивчато вздохнул, пытаясь успокоиться.
-Чертов Бегбедер! Ты мне всю жизнь, сука, испортил! Моя книга нихрена не покупается, я всего лишь вечно ноющий и мерзкий придурок, который пишет тошнотворную бредятину!
Я обалдел. Правда, обалдел.
Пару секунд не мог ничего сказать, а потом стал орать на него еще сильнее, чем он на меня:
-Какого хрена ты тут городишь, Паланик?! Я сижу в этом треклятом кресле, читаю твою хренову книжку и думаю - мать моя горгулья, почему, какого черта мне не дано такой способности изъясняться матом и вызывать такую бурю эмоций этим?
Почему?!
Он посмотрел на меня сначала, опешив. А потом как-то с недоверием, с обидой. И заплакал. Разрыдался. Говорил, что я насмехаюсь над ним.
Пришлось его, всё еще рыдающего, проводить в дом.
***
Pov Palahniuk
-Ты...Т-тыы...-всхлипывал я, не имея даже отдаленного представления о том, как я хочу его называть и что ему сообщить.
Просто вытирал сопли и слезы рукавом куртки и ругал себя на чем свет стоит.
-Мистер Бегбедер, сэр...-я решил я сменить манеру разговора – перед этим сделал пару вдохов, чтобы немного успокоиться. Когда берут кровь из вены, велят дышать носом, интересно, почему это? – вы...
-Паланик, мать твою, какого черта, - хмуро выругался он, - какой я тебе сэр?!
-Но...
-Помолчи. Вон, иди садись, и хватит уже ныть!
Я послушно, с какой-то мазахистской радостью посеменил к дивану выполнять его приказ. Рухнул на него и сполз, так что голова оказалась почти на одном уровне с задницей. Только представьте себе, как обдирали кожу с несчастных маленьких телят, чтобы я мог погреть тут свою тушку. Или взять, к примеру, меха. У его жены, чтоб она сдохла, наверняка есть шуба. Слышали о том, что меха возбуждают мазохистов?
Глаза нещадно болели от такой непривычной для них работы, я по-прежнему противно, помимо своей воли всхлипывал, наблюдая, как он достает какую-то бутылку и стаканы.
«Пятнадцать человек на сундук мертвеца
Йохо-хо, и бутылка рому...»
Я смотрел на него. Я валялся перед ним кверху пузом, как чертова дохлая гусеница. Жевал собственные сопли и давился рыданиями, когда он садился рядом.
-Мистер Бегбе...
-Заткнись уже! – рявкнул он, так что я подскочил, рискуя свернуть себе шею.
Я знал парня, который прыгнул с вышки в неглубокую реку и зарылся макушкой в песок, так что каждый его позвонок вошел в предидущий, разрывая ткани и нервы. К несчастью, он выжил.
-Прости.
-Какая же ты сопливая тряпка, - фыркнул он, разливая по двум стаканам Chivas Regal и протягивая один мне, - а по твоим книгам не скажешь. Черт тебя подери, да ты гений!
«Пей, и дьявол доведет тебя до конца
Йохо-хо, и бутылка рому...»
-Я тупой хуесос, - хрипло повторил я уже вслух, сделав два или три глотка, - ты, сукин ты сын...Талант...Чтоб тебя....Блять!
Я разозлился на себя, понимая, что несу чушь, понимая, что я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО жалкая хуйня, и снова из глаз покатились эти мерзкие горячие сукины дети. Я попытался стереть их, но их было больше. Я смирился с поражением. С еще одним. Я заплакал опять, а потом заплакал еще сильнее от сознания того, что заплакал.
Фредрик смотрел на меня со смесью, как мне казалось, жалости и отвращения. Как на убогого безногого калеку или карлика.
-Я такой....тупой говнюк...Со своей блевотной хуйней, этими всеми кишками, пидарами с органами наружу..! Я сдаюсь...Я полный неудачник.
-Не сравнивай себя и меня.
-Прос...
-Блять! Да помолчи ты!
Я всхлипнул, как малолетний педик, и прикусил язык.
-Не сравнивай. Не сравнивай хуй и палец.
-Не доказано, кто из них лучше, - тихо сказал я, пялясь на свой стакан, откуда мне подмигивала красивого цвета жидкость.
-Ты – хуй. Я – палец.
-Ебать, что за хуйня, - простонал я, чувствуя противную дрожь во всем теле, - я пришел просто сказать, что я говно, а ты...А ты, мать твою, счастливый подонок! Счастливый талантливый сукин сын, чтоб тебя..!
На столе – фотография тетки. Волосы желтые. Это называется – немного обесцветить. Про эту крашеную суку с растяжками на сиськах – уж конечно у нее есть растяжки, на сраной фотке рядом с ней мальчики-близнецы – до того рыжие, что в носу свербит – про эту поблядушу он писал?
-Жена? – кивнул я.
-Да.
Я засмеялся и одним глотком осушил стакан. Так пьют, когда провожают в последний путь.
-Счастливый сучонок...
Pov Beigbeder
Почему он рыдает? Почему?
Я ему тут чуть ли не в любви изъясняюсь, говорю, что его самый главный конкурент, я, Фредерик Бегбедер, я обожаю его книжки.
Этого обдолбанного Виктора, его мать-шизофреничку, этого придурка, который возил в коляске озабоченного мужика, оставившего после себя квартиру, этих мальчишек, которые дрочили где ни попадя и с чем ни попадя...
Обожаю.
Восхищаюсь.
Любвлю, черт возьми.
А он ноет как тупая малолетка.
Черт, Паланик, да ты и есть тупая малолетка.
Ты не тот брутальный мужик, который знает про всех, кто дрочил, и кто не дрочил, как можно кончить на пару минут, и в какой позе лучше всего делать минет, когда ваш самолет попал в турбулентность...
Ты - тупая озабоченная малолетка. Да, да.
Ну что ж, озабоченным - свои забавы.
Я обнял, с какой-то осторожностью, как новорожденного, когда только принимаешь его из рук твоей жены с благодарной улыбкой, боясь сделать больно, обнял его.
Он сидел, уткнувшись носом в свои грубые мозолистые руки.
Ноль реакции.
Хорошо.
Тогда я осторожно погладил его по коленке.
Pov Palahniuk
Что за хрень?!
Я замираю. Он тоже замирает, потому что чувствует, что замер я.
Поднимаю голову. Глаза. Его сероватые глаза. Красивые.
Ебаный в рот насрал.
Кажется, я становлюсь сентиментальным.
-Ты че? – вяло бормочу.
Широкая длиннопалая ладонь этого литературного гения уже непозволительно выше моего колена. А вот это уже странно. И почему я тогда, черт побери, молчу и не рыпаюсь? Тупой отсосок. Я бы позволил ему сделать с собой что угодно. Я отброс. Как там это? Trash. Мусор. Ошибка природы. Эрато смеялась так, что у нее чуть пупок не развязался, когда я, новорожденный, орал так, словно с меня кожу сдирали. Обычно дети так и делают.
Он внезапно наклоняется ко мне, второй рукой облокачивается о мягкую спинку дивана справа от моей грешной и пустой головы. Нет, она, конечно, не пустая – там эта серая скользкая дрянь, именуемая мозгом. Мозг, мне кажется, похож на дерьмо чем-то. Не думаю, что у бога, или кто там создал мою похотливую тушку, было достаточно времени, чтобы заниматься всякой хуетой вроде дизайна органов.
Я смотрел в его глаза. Я не моргал. Кажется, не дышал. Одно дело – когда не дышишь по собственной инициативе, другое совсем – когда тебя заворачивают в целофан и ты не можешь вдохнуть даже унцию воздуха. Так дохнешь быстрее. Слышали об этом парене, что мог пару часов просидеть, завернутый в полителеновый пакет?
Фредрик, наоборот, дышал часто и поверхностно, как дышут кошки или астматики. Уж он-то всяко не астматик. Значит, кот.
От него пахло кофе. Обожаю кофе.
Однако это все очень странно – между нашими лицами меньше пяти сантиметров, у меня неплохой глазомер, и если мне вздумается чихнуть, я рискую крепко приложиться носом о его нос. Полная хрень.
-Не плачешь уже?..Это хорошо....-шепчет он, и его теплое кофейно-шоколадное дыхание обжигает губы сладким. Я непроизвольно вжимаюсь в чертов диван, забыв уже даже о том, что меня окутывает плоть мертвецов. Интересно, как они так делают, чтобы от кожи не воняло тухлятиной? Чертовы хитрожопые пидарасы.
-Не плачу...-только и бормочу, очевидно, для того, чтобы создать видимость беседы.
Какая там, к хуям, беседа.
Я дрожу, только уже не от рыданий, а от чего-то непонятного. Что это? Страх? Во всем теле тянущая слабость. Да что, во имя ада, он творит?!
А творит он следующее.
Нащупывает мой член через ткань штанов, и я издаю удивленный всхлип той тональности, которой и сам от себя не ожидал.
-Какого...че за херню ты...
-Заткнись. Ты сам сказал, что ты неудачник и отсосок.
Ухмыляется. Ебать твою кошку. Не нравится мне его ухмылка.
-Сказал...-шепчу, чувствуя на губах его горячее дыхание, сладкое, как у девчонки.
-Хотел быть хуйней и уебком? Ну так ты им будешь!
Я не успеваю ничего сообразить своими куриными мозгами. Он впивается в мои губы, и я негромко вскрикиваю ему в рот – больше от неожиданности, чем от чего-то еще – и он внезапно зажимает мои запястья руками. Вот как, я, оказывается, непроизвольно начал сопротивляться. Он сильнее меня. Мне больно. Я мотаю головой, как кошка, которая не желает принимать лекарство от глистов, которое пихают ей в глотку.
Мне больно. Кажется, он сейчас переломает мне все кости, что есть в этих сраных руках. Правильно, Фред. Так я точно больше не напишу ни единой строчки.
Требовательно и грубо раздвигает мои губы язком, скользит внутрь. Мне не хватает дыхания после долгого рева. Шмыгаю носом, жадно втягиваю в себя воздух. Вдох-выдох. Замечаю, что в такт собственному дыханию начинаю инстинктивно двигать бедрами. Какого черта?..
Отвечаю на поцелуй.
Он сгребает меня в охапку и стаскивает с дивана на пол. Хвала небесам, на полу есть ковер, и он не кожаный. Нет, вы только себе представьте – кожаный ковер!
Это открытие, которые помогает мне сделать моя уже разгоряченная кожа, меня радует и, пожалуй, успокаивает. Расслабляюсь. Совершенно зря.
-Не надо...- вырывается из моей прокуренной груди слабый, полный скулежа стон.
-Придется смириться, - тихо и томно шепчет мне прямо в рот, слега посасывая и отрывисто выдыхая, - раз уж ты такой неудачник.
Я судорожно сглатываю.
Он стаскивает с меня рубашку.
Он прикусывает кончик моего языка, а потом вдруг отстраняется и – я даже не успеваю сообразить ничего – одним резким толчком перекатывает меня на живот.
-Чего ты собрался...со мной...делать? – сипло выдыхаю я, тычаясь носом в ковер и чувсвтвуя, как в задницу мне упирается его эрекция. Твою мать!!
Какого черта я не испытываю никакого отвращения?! Какого лысого хрена?!...
Я был ужасно перепуган собственным возбуждением.
Щелчок застежки от ремня.
Черт возьми.
-Н-нет...Не надо..!
Я попытался выползти из-под него, но он слишком сильно прижимал меня к полу, так что моим жалким попыткам не суждено было увенчаться успехом.
Молния джинсов.
-Надо было думать, прежде чем приползать ко мне и ныть...
Делаю еще один отчаянный рывок, как ни странно, безрезультатный. Чувствую себя крысой, с которой играет кошка.
-Пожалуйста...
В моем голосе странное выражение. Что это? Похоть? О Боже..!
Я начинаю слабо и как-то совсем уж жалостливо скулить, когда он срывает с меня джинсы. Снова пытаюсь вырваться, но уже не проявляю такого энтузиазма.
Начинаю хныкать. Он вдруг разворачивает меня к себе – словно в тумане вижу его покрытое испариной, искаженное почти болезненной гримассой лицо, а потом он горячо, как-то совсем уж судорожно целует меня. Я сосал его язык, изо всех сил пытаясь оттянуть это...Это...Чувствую, как он массирует вход.
Отрывается от меня.
Шепчет:
-Может, прекратим?
Мотаю головой – да, умоляю! Плачу, чувствуя пыльный запах ковра.
Он снова усмехается – не вижу, но чувствую. Чертов сукин сын...
Входит в меня и я, уже не сдерживаясь, сипло ору в голос. Хотя, наверное, мне не так уж и больно. Застывает на месте, я издаю слабый стон.
Толчок.
Выгибаюсь под ним. Проводит по моей заднице ладонями, сжимает, до синяков.
Кричу.
Толчок.
Я где-то слышал, что во время анального секса не обязательно засаживать по самые яйца, а этот подонок сейчас занимался именно этим.
Толчок.
Задевает что-то внутри меня, входя.
Начинаю испытывать какое-то безумное, непонятное ощущение, покалывающее.
Толчок.
Еще один.
Я уже смирился со своим беспомощным положением, я отдаюсь в его руки, а он продолжает резко и уже куда более быстро вколачиватсья в меня, а мне уже посрать, я стараюсь двигатсья быстрее, но в унисон с ним, чтобы не замечать, не замечать, что желание начать ласкать себя самому становиться невыносимым...Я откуда-то знаю, что этого делать не стоит, что это лишь испортит все...
Я уже сам насаживался на него, а Фредрик внезапно обхватил мой член и начал быстро двигать ладонью.
Толчок, еще один, еще, еще один, я уже потерялся.
Что-то теплое внутри меня.
По тому, как я через несколько минут задрожал всем телом, он понял, что я тоже кончаю.
Pov Beigbeder
Я лежал на ковре, а он, вопреки моим надеждам на то, что он полежит в моих объятиях, начал судорожно собираться.
Собираться, громко сказано, конечно, так как из рук у него все валилось, штаны не натягивались на худые бедра, где я оставил синяки, а рубашка нарочно запутывалась и оказывалась то хадом наперед, то наизнанку.
Я лежал и смотрел на это презабавное действо, положив руки под голову так, что сечас головой, получается, я лежал на внутренней стороне своих локтей.
Должно быть, я смотрелся победносно, хаха.
Полузакрыте глаза, улыбка одним уголком рта.
Кот.
Кот, наевшийся сметаны.
Чистый секс, когда ты знаешь, что твоя партнерша не забеременеет, что не надо ее нежно целовать и называть "детка".
Грубый мужской секс.
Должно быть, красиво смотрелось со стороны.
-Фред, и все-таки, это не изменит продажу книжки, я так и остался тупым говном, теперь, в придачу, еще и трахнутым, - грустно сказал Чак, прекращая попытки одеться.
Меня аж затрясло.
-Паланик, тебя еще раз трахнуть?!
-Всё, всё, всё, молчу, - начал он успокаивать меня, видя, что я разозлился.
Вдруг я услышал, что к нашему дому кто-то подъехал на машине, а через пару секунд услышал два детских голоса.
-Паланик, - заворожено смотрел я на дверь, - Паланик, продажу книги я тебе увеличить не обещаю, но нашу рептацию еще можно спасти, - и мы, схватив вещи в охапку, побежали в мою комнату.
Одеваться.
@темы: RPS, нестандартный, соавторство, фанфикшн